Не бойтесь попасть в неловкое положение, сделав что-то в храме не так.
Христиане приходят в церковь не для оценки ближних, а для общественной молитвы и участия в Таинствах.
Изучите правила благочестия (церковного этикета), они совсем несложны.
⠀
Если же какой-то незрелый христианин (не по физическому, а по духовному возрасту), движимый неисцелёнными страстями, грубо делает вам замечание, пожалейте его и не вступайте в спор.
Спокойно попросите у него прощения за то, что невольно лишили его душевного равновесия.
Внутренне помолитесь за вразумление несчастного, возможно у него было трудное детство и родители не научили его азам нравственного поведения.
Помните, что обида – признак гордости, а жалость – предтеча любви.
Церковь – это больница, у каждого из нас свои симптомы болезни, поэтому нехорошо осуждать ближнего за то, что у него не такая же болезнь, как у нас.
Ещё неразумнее лишать себя Церкви Божией на основании неразумных поступков других людей.
Если мы приходим в храм к Богу, то люди нам помешать точно не смогут.
⠀
В любом храме один Хозяин – Бог.
Учительство в храме является обязанностью епископа и священника, другие имеют право это делать исключительно по их благословению и только в отношении тех, кто сам желает этого или своими действиями мешает молящимся (или святотатствует).
⠀
Митрополит Сурожский Антоний в одну из литургий вышел на проповедь и сказал:
«Вчера вечером на службу пришла женщина с ребёнком.
Она была в брюках и без платка. Кто-то из вас сделал ей замечание. Она ушла.
Я не знаю, кто ей сделал замечание, но я приказываю этому человеку до конца своих дней молиться о ней и об этом ребёнке, чтобы Господь их спас.
Потому что из-за вас она может больше никогда не прийти в храм». Развернулся и ушёл.
Это была вся проповедь.
иерей Дмитрий Смолин

Сегодня настоятель храма протоиерей Василий Немеш проведал на дому тяжелобольных прихожан с. Источное и провел обряд  исповеди и причастия.

Митрополит Павел (Лебедь), наместник Киево-Печерской Лавры

Насельник нашей обители схиархидиакон Стефан умер в 25 лет. На обратной дороге в Лавру с отпевания моего отца он вдруг задумчиво произнес: «А вот чья будет следующая очередь после вашего папы?» Я ему ответил: «Может быть, моя?» Надо сказать, что отец Стефан очень радовался за того, кто болел раком. Говорил: «Какой счастливый человек! Он может приготовиться, сам всё раздать». Настал май, и я вижу, что он еле идет. Я всегда говорю братии: «Если кто-то заболел, сообщайте мне». Болезнь – это естественный образ, как и смерть. Мы же не знаем судов Божиих. Я не стремлюсь проникать, куда нам невозможно, мне достаточно того, что Господь дает мне жить. Его благая воля простирается над каждым, лишь бы мы были истинными христианами и стояли в святой православной вере.

И вот отец Стефан признается: «Владыка, у меня так болит внизу живота». Я говорю: «Что ж ты молчишь?!» Если надо, то я всегда звоню своему другу Александру Юрьевичу Усенко, директору Института хирургии имени Шалимова. Туда на следующий же день отвезли отца Стефана. Через день после обследования ему сделали операцию. Доктор дал знать: «Здесь водянка, но чтобы не было ничего другого… Сделаем гистологию, тогда могу сказать». После операции мы забрали Стефана домой, а через несколько дней звонит мне Усенко: «У него уже метастазы по кости выше таза, на уровне почек». Спрашиваю: «Что можно сделать?» – «Уже ничего».

Мне надо посетить болящего, но непросто нести такие вести. Я зашел к нему, присел: «Сказать тебе правду?» Он кивнул: «Говорите». – «У тебя онкология». Он перекрестился: «Слава Богу!»

Наш юный архидиакон воспринял сообщение очень спокойно, сказал, что у него тетя и бабушка болели онкологией. Когда меня братия попросили постричь его в схиму, стали думать, какое имя ему дать. Отец Поликарп назвал: «Стефан – в честь первомученика архидиакона Стефана». Он не сразу согласился на схиму, но потом принял предложение. И вот мы совершаем в пещерах его постриг в высший ангельский образ. Конечно, меня слезы заливают: знаешь, что умирает юноша святой жизни. Но что можно сделать? В конце пострига говорю: «Обычно в эту минуту поздравляют… но ты знаешь причину своего пострига. И я тебе ничего не могу сказать». А он улыбается: «Владыка, не надо ничего говорить. Вы уже все сказали и сделали». Я ему благословил: «Отец Стефан, пока можешь, ходи на службу и садись на мое место». И он приходил каждый день, провозглашал всегда мирную ектенью. Потом садился на стульчик, где сидит наместник, а после его братия под руки вела в келью.

Скажу, что у него не было ни малейшего страха, ни малейшего ропота, ни малейшей обиды. Только когда мама пришла и взяла его на руки – тогда от него осталось уже не более 35 килограмм, – она очень рыдала, а он взял палку и бросил в нее. Мать пожаловалась мне, и я зашел к нему: «Стефан, ты себя неприлично ведешь». Он попросил, чтобы она вышла: «Владыка, мне и так не очень хорошо, а она здесь рыдает, голосит на всю келью. Уже поздно плакать. Я один сын у родителей и так переживаю, с кем они останутся…» Мать у него была балерина, заслуженная артистка Крыма, а отец – первый тенор, народный артист Союза. «Я знаю, что они остаются ни с кем. Мне так жаль ее, что нельзя передать. Но я знаю, что Господь их не оставит». (Мать его уже умерла: Господь забрал ее на Пасху.) Потом я урезонил ее: «Нина, заканчивай убиваться. Не надо при нем плакать». «Ну как?! – всхлипывает. – Я его маленьким носила…» Говорю: «Божия Матерь тоже держала на руках Своего Сына, когда Его сняли с Креста. Подражайте Ей».

Приближались именины Стефана. Когда я перед этим пришел к нему, он неожиданно сказал: «Владыка, на день ангела меня на руках занесут в храм на словах “Праведник яко финикс процветет…”, и все люди будут спрашивать, что за мощи принесли. Это будет мой первый и последний день ангела». Так всё и произошло. 8 января его причастили, и после окончания Литургии он начал отходить. Я стал читать Канон на исход души. Потом наклонился к нему: «Отец Стефан, ты меня слышишь? Дай какой-нибудь знак». И из глаза потекла слеза. Он постоянно крепко держал на груди постригальный крест.

На вечерней службе гробницу первомученика архидиакона Стефана с перстом в мощевике поставили по центру Крестовоздвиженского храма. И когда клирос запел прокимен: «Праведник яко финикс процветет, яко кедр, иже в Ливане, умножится» (Пс. 91: 13), братия боковыми дверями внесли гроб с отцом Стефаном в церковь и поставили рядом с гробницей архидиакона Стефана. Все люди стали спрашивать: «А что это за мощи?» И подходя, прикладывались к обоим гробницам. Мы отпевали его за полночь. В полтретьего начали полунощницу, затем утреню, Литургию, чин отпевания и к семи часам, когда еще было темно, уже закончили. И вот еще такой парадокс: всё это время – целую ночь – над храмом летали чайки до того момента, пока его не опустили в могилу. В январе, над Лаврой… Умер он в канун собственного дня ангела и погребен на именины, в день своего святого покровителя – как и мой отец…

Источник публикации Православие.ру

Кто-то говорит, что он не ходит на исповедь, чтобы не нагружать священника своими проблемами. Но это хитрое внушение лукавого духа. Как раз все наоборот: радость бывает на небе о едином грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти не имеющих нужды в покаянии, – говорит Господь (см. Лк. 15:7). И мы, священники, также радуемся, когда много искренне кающихся исповедников, какие бы страшные грехи ни назывались, какая бы длинная очередь к нам ни выстраивалась; и наоборот, мы очень печалимся, у нас даже болит сердце, когда никто не приходит на исповедь или кается лишь формально: «Согрешил делом, словом, помышлением…». Особенно прискорбно, когда не хотят или боятся каяться семинаристы, которые скоро сами станут священниками и будут обязаны принимать исповеди. https://pravlife.org/ru/content/zachem-nuzhno-pokayanie

«Вот почему, как я уже и раньше многократно говорил вам, и теперь говорю, уже не увещевая, а приказывая и повелевая, — пусть желающий слышит, а нежелающий не верит, — что, если вы будете оставаться в господствующих среди вас пороках, я не потерплю вас, не допущу, не дозволю вам переступить этот священный порог. Зачем нужно мне множество болящих? Двенадцать было учеников, и послушай, что говорит им Христос: «не хотите ли и вы отойти?» (Ин. 6:67). Если мы будем говорить только одно приятное, то когда приобретем вновь утерянное, когда принесем пользу? Но существует, скажешь, много еретических сект и переходят в них. Пустое это слово. «Лучше один» творящий волю Господню, «нежели тысяча» беззаконников (Сир. 16:3). Ведь и ты чего желаешь, скажи мне, — иметь ли тысячи слуг, состоящих из беглых и воров, или одного благонамеренного? Пусть, кто хочет, отпадает; не держу никого. Как бы, говорят, не отпал и не перешел в другую секту. Такие слова всё растлили. Слаб, говорят; окажи снисхождение. Но до каких пор? До какого предела? Раз, два, три раза? Иль всегда? Так объявляю же опять и уверяю словами блаженного Павла, что «когда опять приду, не пощажу» (2 Кор. 13:2). И когда я буду судиться пред судилищем Христовым, станете и вы вдали и снисканное у вас благоволение, в то время как я буду давать отчет. Итак, следует лучше грешникам испытывать скорбь от слов, чтобы избавиться от позора на деле. Знаю, что все мы заслуживаем наказания и порицания, и что никто не может похвалиться тем, что имеет чистое сердце. Но не в том беда, что мы не имеем чистого сердца, а в том, что не имея его, мы еще и не приходим к тому, что может сделать его чистым. Знаю, что слова мои огорчают вас. Но что мне сделать? Если не употребим горьких лекарств, не уничтожатся раны; если употребим, вы не можете вынести боли. Тесно мне отовсюду. Но, впрочем, пора уже удержать руку, так как и сказанного достаточно для исправления внимательных.»

Однажды недоброжелатели Ефрема Сирина решили хитрым способом склонить его ко греху. Они подговорили одну из городских блудниц, чтобы она пошла к авве Ефрему и обольстила святого, а если это не удастся, то хотя бы вызвала в нем гнев, потому что еще никогда и никто не видел его разгневанным или ссорящимся с кем-либо. Ефрем выслушал ее откровенное предложение и сказал: – Пойдем со мной! Обрадованная блудница побежала вслед за святым. Вскоре они оказались на городской площади, где было множество народа. – Вот здесь мы и займемся с тобой тем, что ты мне предложила. Растерянная блудница, увидев народ, отвечает ему: – Как же можно нам это делать в присутствии стольких людей? Тогда Ефрем Сирин сказал: – Если ты стыдишься людей, то как же не стыдишься Бога, который видит не только дела людей, но даже их намерения?

Без Бога нация — толпа,

Объединенная пороком,

Или слепа, или глупа,

Иль, что еще страшней, — жестока.
И пусть на трон взойдет любой,

Глаголющий высоким слогом,

Толпа останется толпой,

Пока не обратится к Богу!

Иеромонах Роман (Матюшин)